Уважаемые коллеги!
Слайд 2
Сегодня я займусь непривычным для рыбопромыслового объединения делом – буду говорить об импорте.
Я глубоко убеждён: без ясного понимания структуры рыбного импорта, и главное – причин, которые его формируют, любые планы развития рыболовства, а – тем более – рыбопереработки, повиснут в воздухе.
Импорт рыбопродукции – это такой набор хромосом, без которых генетический код рыбохозяйственной отрасли невозможно понять.
Сначала о том, какими источниками пользовался. Вот данные Федерального агентства по рыболовству и Федеральной таможенной службы. Обратите внимание: данные Росрыболовства превышают данные таможенников на 10 – 14%. Причём такое несовпадение наблюдается не один год. В своих выводах я буду опираться на данные ФТС.
Слайд 3
Ещё одно важное замечание. Двадцатилетняя история рыбного импорта в Россию (в Россию – не в Советский Союз), на мой взгляд, делится пополам в 2002 году. До этого – ежегодный ввоз рыбопродукции в Россию держался на одном уровне (550 – 600 тысяч тонн), а официальный денежный оборот не превышал 200 миллионов долларов. Начиная с 2002 года, импорт – и в тоннах, и в долларах – изменяется ежегодно.
Где мы сейчас? В тоннах – где-то на уровне 2004 года. Но в деньгах российский импорт рыбопродукции вырос почти в четыре раза. Отсюда – известный тезис: из России вывозят рыбу с низкой добавленной стоимостью и задёшево, а ввозят – с высокой добавленной стоимостью и задорого. Так ли это?
Слайд 4
Вот структура рыбного импорта в тоннах. Обратите внимание – 56% ввозимой в Россию рыбопродукции – мороженная рыба. Не филе, а именно мороженная рыба. Причём в течение десяти лет – за исключением промежутка между 2005 и 2007 годами – доля мороженной рыбы в нашем импорте остаётся стабильной – 55 – 60%. Россия ввозит преимущественно одни и те же виды мороженной рыбы: сельдь, скумбрия, лосось, сардина, хек.
В целом структура импортных поставок такова: 94% приходится на четыре вида – мороженная рыба, охлаждённая рыба, филе и креветка.
Слайд 5
Если оценивать импорт в деньгах, то общий командный результат четырёх лидеров тот же самый – 94%. Однако расстановка между ними уже сильно меняется. Мороженная рыба явно утрачивает своё бесспорное преимущество. 450 тысяч тонн мороженной рыбы, ввезённые в прошлом году, оцениваются в 820 миллионов долларов, а 128 тысяч тонн охлаждённой рыбы – в 730 миллионов долларов. Разрыв невелик. Креветка хотя и занимает всего 7% физического объёма импорта, по финансовому весу практически сравнилась с филе.
Слайд 6
Вернусь к 2004 – 2007 годам. В этот период зафиксирован минимальный объём импорта мороженной рыбы – 350 тысяч тонн. И вот что получается. Импорт в 2006 году снизился на 100 тысяч тонн, собственный вылов в эти годы не увеличивался – чуть больше 3 млн. тонн. Но статистика зафиксировала 27-процентное увеличение рынка рыбопродукции. Откуда рост? Если импорт сократился, а собственный вылов не растёт? Ответ один – неучтённая рыба. Предполагаю, что в 2004 – 2007 годах российская рыбопереработка в значительных масштабах использовала «левую» рыбу. Введение в 2008 году новых правил наделения квотами, ужесточение системы таможенного учёта на границе и более совершенный мониторинг промысла «высветлили» внутриотраслевые потоки сырья, но посадили на голодный паёк те предприятия, которые работали с «серыми поставками».
Слайд 7
Удар был очень сильным, потому что российская рыбопереработка давно привыкла к определённому рациону. Она нуждается в тех видах сырья, которые добываются в Атлантике и долгие годы поставлялись в Советский Союз. Это технологическая зависимость. Обратите внимание, насколько жёсткой является структура поставок мороженной рыбы. Четверть – атлантическая сельдь, 20% – скумбрия, 15% – сардина, 7% – лосось. Кстати, обратите внимание на очень скромную долю импортных поставок мороженного лосося. Сомневаюсь, что 33 тысячи тонн импортного лосося всерьёз угрожают отечественным рыбодобытчикам, у которых вылов почти 500 тысяч тонн. Думаю, что разговоры о необходимости импортных пошлин не всегда обоснованны.
Зависимость от атлантической рыбы, конечно, не только в производственных привычках, хотя это тоже немаловажно и чуть позже приведу один показательный пример. Крупнейшие поставщики отладили удобные для покупателей схемы расчётов, а густая транспортная сеть в Европе снижает «логистическое трение» при доставке сырья.
Слайд 8
Отсюда парадоксы. 130 тысяч тонн скумбрии добыли российские рыбаки в прошлом году в Атлантике и отгрузили покупателям в Европе и Мавритании – 106 тысяч тонн скумбрии в страну ввезли из-за рубежа. Другой пример. Наши рыбаки добыли в Атлантике 52 тысячи тонн сардины и отгрузили её за рубежом – свыше 60 тысяч тонн сардины в Россию ввезли из-за рубежа. «Это реэкспорт», – утверждают критики!
А что есть другой вариант? Реально доставить скумбрию и сардину из района промысла в Атлантике транспортными рефрижераторами за пять тысяч километров? Для этого понадобится специальная флотилия примерно десятка в полтора кораблей, которые будут загружены только в одну сторону. Сколько будет стоить скумбрия и сардина при таком способе доставки на внутренний рынок? Нужна ли она будет по такой цене переработчикам?
Тут, кстати, будет уместна история про снежного человека: многие видели его следы, но никто не видел его самого. Много разговоров о реэкспорте минтая. В 2011 году экспорт минтая составил 1,3 млн. тонн в живом весе. В Россию ввоз филе минтая 12,6 тысяч тонн. Переводим в живой вес – 43 тысячи тонн. Чуть больше 3% поставленного на экспорт минтая возвращается обратно в Россию, поэтому реэкспорт минтая как экономическое явление не существует.
Слайд 9
Теперь пример, который я обещал. На Дальнем Востоке вылов сельди в прошлом году почти 300 тысяч тонн, 174 тысячи тонн – на экспорт. Одновременно 106 тысяч тонн атлантической сельди ввезли из-за рубежа. Почему? Сравним экономику переработчиков на охотоморской сельди и атлантической сельди. Учитывая размер и сроки промысла охотоморской сельди, технологические отходы при её переработке вдвое выше, чем при переработке атлантической сельди. Потери переработчиков гораздо выше. Причём на рисунке нет ещё и налогового перепада: продавец на ЕСХН – покупатель на обычной системе налогообложения. С ним финансовая картинка ещё разительнее. Другое дело олюторская сельдь, она гораздо крупнее, но популяция олюторской сельди выстреливает раз в десять лет.
Слайд 10
Каково соотношение инерции и инноваций на российском рыбном рынке? Другими словами: какова вероятность возникновения совершенно новых сегментов рынка? И второе – насколько рукотворным может быть этот процесс? Что сильнее влияет на российский рыбный рынок: действия регулятора или конъюнктура сырьевой базы?
Вот пример двух быстрорастущих рынков. Рынок «охлаждёнки» быстро растёт с 2004 года, единственный раз он споткнулся в 2006 году. Россельхознадзор ввёл ограничения на поставки из Норвегии в связи с обнаружением тяжёлых металлов, опасных как для человека, так и для животных. Однако действия регулятора не повлияли на долгосрочный тренд: очень высоким оказался растущий спрос и очень мощной является производственная база аквакультуры. Хотя доходность этого бизнеса снизилась.
А вот филе не повезло – стремительный рост и быстрое падение. Главная причина падения – кризис сырьевой базы в Китае и Вьетнаме в 2008 году. Провинция Гуандун, обеспечивавшая 60% производства тилапии, потеряла почти 70% стада. Китайцев больно ударила природа, а вьетнамцев – экономика. На треть подорожали корма пангасиуса, а банки резко увеличили процентные ставки за кредиты. Эти привело к разорению громадного количества фермеров и падению производства. Однако кроме дефицита сырья была и другая причина: игроки рынка в погоне за прибылью сами разрушали рынок, снижая качество продукции. Это стало отпугивать потребителей, а затем Роспотребнадзор ввёл нормативы содержания глазури – в результате продажи филе не вернулись к докризисным объёмам.
Слайд 11
Матрица BCG уже давно перестала быть «хитом» управленческого консалтинга, однако этот метод позволяет предложить ответы на оба ключевых вопроса: каково соотношение инерции и инновации на российском рынке и каково влияние регуляторов и рыночной конъюнктуры? Что мы видим? Прочные позиции занимают два инновационных сегмента рынка: охлаждённая рыбопродукция и креветка. Однако позиции традиционных мороженной сельди и скумбрии очень неслабые. Дальнейшая судьба филе зависит от того, что предпочтёт потребитель. Вспомните блицкриг, который к 2008 году обеспечил импорт 250 тысяч тонн нового вида продукции. Это было стопроцентное попадание в советский покупательский архетип «Рыба должна быть дешёвой». Однако попытка увязать два противоположных подхода для продвижении одной продуктовой группы оказалась недолговечной. Потому что рынок взрослеет.
Где на этом рисунке вы видите минтай? В какой рыночной нише? В мороженной рыбе? В филе? В рыбной кулинарии? Какова ёмкость каждой из этих ниш? Сколько добываемого минтая в них вместится? Сейчас доля филе минтая в соответствующей продуктовой группе составляет 5 – 6%. Минтай – это 40% российских уловов. Сможет он занять 40% рыбного рынка?
Российский рыбный рынок пока очень инерционен. Производственные активы отрасли сопротивляются изменениям, выходящим за рамки их сложившегося устройства. Производственные процессы отрасли по-прежнему нуждаются в привычной сырьевой базе. Регулятор способен оказывать растущее влияние и на рынок, и на производственные процессы, но это влияние пока однобокое. Что-то запретить, чему-то помешать регулятор уже может и начинает делать это аккуратно (не как слон в посудной лавке). Это уже большой успех. А вот с созидательным регулированием сложнее, пока не очень получается. И без помощи, без участия бизнес-объединений никогда не получится.
В южноафриканской культуре существует понятие, звучащее на местном диалекте как убунту. Его можно перевести примерно так:«Я могу увидеть себя самого только вашими глазами». Добытчики могут увидеть и понять себя, построить своё будущее, только увидев себя глазами переработчиков, переработчики смогут сделать то же самое только глазами добытчиков, а мы вместе сможем понять собственное будущее только глазами потребителей. И для этого всем нам необходимо выйти на пределы уютных и обжитых представлений. Это и есть простая истина российского рыбохозяйственного комплекса.
