Уважаемые коллеги! Мой доклад называется «Российская рыбная отрасль: инерция рынка и ошибки регуляторов».
Слайд 2
Без ясного понимания структуры рыбного рынка, импорта и экспорта любые планы развития отрасли повиснут в воздухе. Это такой набор хромосом, без которых генетический код отрасли понять невозможно.
Обратите внимание – 56% ввозимой в Россию рыбопродукции – мороженная рыба. Причём в течение десяти лет доля мороженной рыбы в импорте остаётся стабильной. Россия ввозит преимущественно одни и те же виды мороженной рыбы: сельдь, скумбрия, сардина.
Слайд 3
Российская рыбопереработка в европейской части страны давно привыкла к определённому рациону. Она нуждается в тех видах сырья, которые добываются в Атлантике и долгие годы поставлялись в Советский Союз. Это технологическая зависимость. Обратите внимание, насколько жёсткой является структура поставок мороженной рыбы. Четверть – атлантическая сельдь, 20% – скумбрия, 15% – сардина.
Зависимость от атлантической рыбы, конечно, не только в производственных привычках. Крупнейшие поставщики отладили удобные для покупателей схемы расчётов, а густая транспортная сеть в Европе снижает «логистическое трение» при доставке сырья.
Слайд 4
Отсюда парадоксы. Наши рыбаки добывают скумбрию и сардину в Атлантике и отгружают её в портах Европы и Мавритании – и почти столько наши рыбопереработчики импортируют из-за рубежа. «Это реэкспорт!», – утверждают критики.
А что есть другой вариант? Реально доставить скумбрию и сардину из района промысла в Россию транспортными рефрижераторами за пять тысяч километров? Сколько будет стоить скумбрия и сардина при таком способе доставки на внутренний рынок? Нужна ли она будет по такой цене переработчикам?
Много разговоров о реэкспорте минтая. В 2011 году ввоз в Россию филе минтая составил 12,6 тысяч тонн. Чуть больше 3% поставленного на экспорт минтая возвращается обратно в Россию.
Слайд 5
На Дальнем Востоке в прошлом году экспорт сельди 174 тысячи тонн. Одновременно 106 тысяч тонн атлантической сельди ввезли из-за рубежа. Почему? Сравним экономику переработчиков на охотоморской и атлантической сельди. Учитывая размер охотоморской сельди, технологические отходы при её переработке вдвое выше, чем при переработке атлантической. Финансовые издержки переработчиков гораздо выше. Другое дело – олюторская сельдь, она крупнее, но её популяция выстреливает не так часто, чтобы только на этом строить долгосрочный бизнес.
Слайд 6
Экспорт рыбопродукции из России в прошлом году составил 1,4 млн. тонн и оценён таможней в 2,4 млрд. долларов. Утверждают, что ещё на 1,5 млрд. долларов вывезено нелегально. Но для этого нужно незаконно добыть почти 900 тыс. тонн.
Такие нелегальные потоки не могут оставлять след только в справках и статьях.
Такие нелегальные потоки обязательно оставляют неустранимый экономический след.
Простой пример. С 2003 по 2007 годы Россия ежегодно недополучала от экспорта икры минтая свыше 52 млн. долларов, потому что фактический средний выход икры составлял почти 10%. Неучтённый икорный промысел сразу же обнаружили экономические радары мирового рыбного рынка, что немедленно привело к падению цен на российскую икру. 900 тыс. тонн – это не двадцать тысяч.
Слайд 7
Неучтённые поставки рыбопродукции в таких объёмах не просто ломают цену – они разрушают рынок легальной продукции. На графике – анализ экспортных цен с 2009 года. Чем больше выросла цена за три года, тем выше кружок на графике.
Мороженный минтай – это большой синий круг, который занимает самую весомую долю рынка. Появись рядом с ним такой же по объёму – нелегальный, оба сразу провалятся в нижнюю часть рисунка. Рынок просто не переварит такие объёмы нелегального экспорта и цена на все виды продукции из минтая обрушится. Если этого не происходит, куда исчезают нелегальные поставки?
Лосось (красный круг), треска (оранжевый) и особенно сельдь (голубой, в самом верху) показывают уверенный ценовой рост, а значит нет масштабных нелегальных потоков. Уверенный рост демонстрирует сектор филе – следов нелегальных потоков нет. Рынок краба: рост мог быть и выше, здесь влияние нелегальных поставок очевидно. Вялая динамика общего рынка икры также позволяет предположить определённый поток нелегальной лососёвой икры.
Оценка неучтённого вылова и экспорта в 1,5 млрд. долларов не подтверждается тщательным и непредвзятым экономическим анализом и, на самом деле, мешает эффективной борьбе с браконьерством. Потому что вместо применения высокоточного оружия против браконьерской логистики начинают бомбить по площадям. Всё оборачивается репрессиями против законопослушных рыбаков и репутационным ущербом российской рыбной отрасли в мире.
Другое дело, и это необходимо признать, – финансовая эффективность экспорта может быть выше. Она может быть выше в экспорте краба – за счёт схлопывания рынков нелегальных поставок. Она может быть выше в экспорте филе. Напомню, что десять лет назад Россия продавала в Европу 45 тысяч тонн филе минтая, а сейчас половину нашего рынка отхватили американцы.
В 2013 году финансовая отдача от экспорта увеличится и за счёт фискальной политики. В Налоговый кодекс внесены поправки, которые ужесточают налоговый контроль за совершением сделок между взаимозависимыми лицами. Без всякого преувеличения влияние этого закона на рыбную отрасль сопоставимо с введением обязательной доставки всех уловов на таможенную территорию России.
Слайд 8
Повышение эффективности в секторе мороженной рыбы тоже реально за счёт экологической сертификации промыслов и цепочки поставок. Пример американского минтая – самый наглядный. Но для этого необходима такая прослеживаемость, которую признаёт рынок и международное экологическое сообщество. Поэтому Ассоциация добытчиков минтая реализует проект эко-сертификации, составной частью которого является план улучшения промыслом. Этот проект во многом уже обеспечивает стабильность внешних рынков продукции из минтая для всех. Сейчас минтай даёт половину всех экспортных доходов российской рыбной отрасли, но внешние рынки становятся очень капризны. Поэтому необходима инвентаризация всех рыночных ниш – и в России, и за рубежом.
Слайд 9
Где мы видим минтай? В какой рыночной нише? Какова ёмкость каждой из этих ниш? Сколько добываемого минтая в них вместится?
Увеличение сбыта мороженного минтая в секторе потребительского рынка маловероятно. Люди по-прежнему покупают просто мороженную рыбу, однако ёмкость этой доли рынка в долгосрочной перспективе будет сокращаться. Будущее мороженного минтая всё-таки связано с сегментом сырья для переработки.
На российском рынке ниша для филе морской заморозки не очень велика. Потенциальная ёмкость рынка для филе минтая морской заморозки в России – не больше 15 тысяч тонн, рынок филе береговой больше в разы.
Слайд 10
Однако здесь возникает парадокс ценообразования. Рентабельность мороженного обезглавленного минтая ниже, чем рентабельность филе морской заморозки, но выше, чем рентабельность филе береговой переработки. Только при низких постоянных и операционных издержках российская индустрия береговой переработки способна конкурировать как на внутреннем рынке, так и на внешнем.
Отдельные российские переработчики добиваются успеха либо за счёт сокращения постоянных издержек (при переработке лосося), либо за счёт жесточайшей дисциплины операционных издержек (при переработке сайры и минтая). Государственная программа способна раскрыть «ценовой зонтик» для береговой переработки. В дождливую погоду трудно развести костёр из сырых поленьев – вот для чего необходима государственная поддержка.
Российский рыбный рынок пока очень инерционен. Производственные активы отрасли сопротивляются изменениям, выходящим за рамки их сложившегося устройства. Производственные процессы отрасли по-прежнему нуждаются в привычной сырьевой базе, в том числе импортной.
Слайд 11
И всё же стартовые позиции неплохие. Обратите внимание на два быстрорастущих рынка. Рынок охлаждённой аквакультурной рыбы в России быстро растёт с 2004 года и сейчас оценивается в 730 млрд. долларов. Уже сейчас объём выручки от продаж охлаждённой рыбы вдвое превышает объём продаж замороженного рыбного филе.
Рынок филе: в 2008 году в Россию ввезли 250 тысяч тонн рыбного филе. Однако игроки рынка в погоне за прибылью сами разрушали рынок, снижая качество продукции. Это стало отпугивать потребителей, в результате продажи филе не вернулись к докризисным объёмам.
Возникновение новых сегментов на российском рыбном рынке вполне реально. Для аквакультурной рыбы эти шансы предпочтительнее. Поэтому у Дальнего Востока есть реальная возможность собрать прибыльный кластер из уникальных географических, природных и научных кубиков, которые сейчас рассыпаны в беспорядке.
Слайд 12
За каждым быстрорастущим рынком стоит мощный союз государственных регуляторов и крупных бизнес-объединений.
Норвежский комитет по экспорту рыбы за двадцать лет преобразовал отрасль. В 1991 году свыше 900 аквакультурных предприятий, сейчас – 80. Причем погоду делают 14 крупнейших. Норвежский комитет по экспорту рыбы координирует их маркетинговую и сбытовую политику, защищает интересы каждого предприятия от действий регуляторов. Мощный картель монополизировал рынок охлаждённой рыбопродукции в России.
Вьетнамский комитет по экспорту пангасисуса выбивает серьёзные дотации для фермеров: весной этого года вьетнамское правительство приняло решение доплачивать каждому производителю пангасиуса за килограмм продукции. Кроме того, организован банковский пул, который обеспечивает льготные кредиты фермерам. В Россию ввозили некачественный продукт по согласованным ценам для того, чтобы захватить рынок. Это самая настоящая экономическая координация.
Посмотрите на маркетинговые бюджеты этих объединений. Бюджеты всех российских рыболовных ассоциаций вместе взятых 2% от бюджета норвежских экспортёров охлаждённой рыбы. Организованные и финансово упакованные, снабжённые поддержкой государственных органов иностранные объединения экспортёров легко проламывают национальные рынки.
Слайд 13
Всё очень просто. Либо мы справимся с инерцией рынка и ошибками регуляторов – либо останемся с тем, что вы видите.
